– О, мы почти не общаемся. Вы, возможно, слышали, что у меня был не очень-то хороший период, были проблемы с алкоголем. Она оставила меня и поступила очень разумно. Сейчас она замужем за торговцем «кадиллаками». Надеюсь, она счастлива.

– Я как-то раз случайно встретилась с нею в прошлом году, – сообщила Мардж. – Она выглядела прекрасно. И справлялась о вас. У вас ведь было несколько нелегких лет.

– Похоже, что я создан для того, чтобы притягивать к себе неприятности.

– Боб, но, надеюсь, вы не втянете в какие-нибудь из этих неприятностей Верна? Он в этом году выходит в отставку после тридцати пяти лет службы. Мне совершенно не хотелось бы, чтобы произошло что-то непредвиденное.

– Нет, мэм. Я очень скоро уеду. Думаю, что больше мне здесь делать нечего.

Обед был прекрасным, и Боб старался скрыть меланхолию, которая все больше и больше завладевала им: это была та самая жизнь, которую он мог бы вести, если бы не был ранен, если бы Донни не был убит, если бы все это не сказалось на нем с такой силой. Он тосковал о выпивке, о том смягчающем воздействии, которое оказывал бурбон на его израненную душу, и вспоминал, как, наверное, дюжину раз во время своей службы он и этот человек или другие люди, очень похожие на этого человека, сидели ночь напролет, вспоминая о сержантах и офицерах, о служаках и разгильдяях, о лагерях и кораблях, о боях, в которых им приходилось участвовать в самых разных концах мира, от души радуясь тому, что они принадлежат особому миру, который сделал их жесткими, суровыми и выносливыми, и зная, что их жизни всецело посвящены этому миру – Корпусу морской пехоты Соединенных Штатов.

Но все это давно кончилось. Нужно смотреть правде в глаза. Этого нет, это исчезло, с этим покончено.

Потом они отправились на бейсбольный матч; играла команда «Легион болл», где младший из сыновей сержант-майора, спортсмен и студент Вирджинского университета, был питчером на пяти подачах из семи и нанес три удара при всего двух промахах. И снова замечательная Америка самое лучшее, что есть в Америке: предместья весенним вечером, теплая погода, легкий ночной туман, бейсбол семья и пиво.

– Вы скучаете без жены? – спросила жена сержант-майора.

– Очень. И мне очень не хватает моей дочери.

– Расскажите мне о ней.

– О, – с готовностью сказал Боб, – она наездница. Она замечательная наездница. Мать учит ее сидеть в седле по-английски на случай, если она решит учиться в колледже на востоке.

И он продолжал в таком духе добрых двадцать минут, полностью утратив контроль над собой, и с каждой минутой все больше и больше скучал по своей дочери и своей жене. «Все черно вокруг, – повторял он про себя, – вернись, мой нежный друг».

Игра закончилась, и все триумфально возвратились в дом сержант-майора. Было раскупорено пиво, хотя для Боба нашлась кока-кола. Подъехало еще несколько пожилых сержантов; кое-кого из них Боб помнил, а о нем слышали все. Это был восхитительный вечер: тлели, дымясь, сигары, по двору прохаживались люди, ночь была тихой, и ниоткуда ничего не грозило. В конце концов появился молодой человек лет под тридцать, подтянутый, с твердым взглядом и подстриженными ежиком волосами, одетый в слаксы и рубашку поло. Боб понял, что это старший из сыновей сержант-майора, майор из учебной команды в Квантико, недавно вернувшийся после тяжелого года, проведенного в Боснии, а перед тем пробывший в еще худших условиях в пустыне.

Боба представили ему, они немного поболтали, и выяснилось, что он опять столкнулся с молодым человеком, который заочно любил его. И что в этом могло быть хорошего, если собственная семья его не любила? Но все равно это было приятно, а в конечном счете разговор перешел к тому, каковы его достижения за этот день. Он провел его в библиотеке Министерства обороны, расположенной в Пентагоне, – сержант-майор сумел добыть для него пропуск, – роясь в старых телефонных книгах и пытаясь выяснить, что же это был за офис.

– Ну и как, что-нибудь удалось? – поинтересовался сержант-майор.

– Да, в конце концов отыскал. В комнате 4598 в здании С на территории Вашингтонской военно-морской верфи размещался офис Разведывательной службы военно-морского флота.

– Скользкие ублюдки, – проворчал комманд-сержант-майор.

– По крайней мере, теперь я знаю хоть одно имя и могу попытаться заглянуть подальше, – сказал Боб. – Командиром там был некий лейтенант-коммандер по фамилии Бонсон. В. С. Бонсон. Интересно, что с ним сталось за эти годы?

– Бонсон? – переспросил сын сержант-майора. – Вард Бонсон?

– Видимо, да, – сказал Боб.

– Ну, – сказал молодой офицер, – его будет не так уж трудно разыскать. В девяносто первом году я участвовал в одной операции, проводимой спецслужбой Министерства обороны. А он то и дело появлялся в этой лавочке.

– Вы были знакомы с ним?

– Я был всего лишь штабным офицером, – ответил молодой человек. – Вряд ли он мог заметить и тем более запомнить меня.

– Да кто же он такой? – спросил Боб.

– Сейчас он заместитель директора Центрального разведывательного управления.

Глава 36

Он наблюдал в бинокль, как в 6.30 утра по адресу 1455, Брайарвуд, Рестон, Вирджиния подъехал автомобиль, черный «форд»-седан, в который сел обитатель этого дома. Боб ехал следом на большом расстоянии. Единственный пассажир расположился на заднем сиденье и читал утренние газеты, а автомобиль несся вперед по почти пустым улицам Он направлялся в сторону Кольцевой дороги, затем свернул на север, в направлении Мэриленда, выехал на бульвар Джорджа Вашингтона, проехал по нему на запад, в конце концов добрался до Лэнгли и свернул на ничем не примечательном перекрестке. Боб сбавил скорость, а затем разорвал контакт, так как автомобиль исчез на никак не обозначенной дороге, ведущей к огромному зданию, о котором не предупреждал никакой указатель на шоссе. Впрочем, Бобу было известно, что это штаб-квартира Центрального разведывательного управления.

Ничего не дожидаясь, он вернулся в Рестон. Поставив машину через один дом от нужного ему (это был весьма респектабельный район, состоявший из расположенных почти вплотную один к другому особняков), он съежился на сиденье, так что снаружи его почти невозможно было заметить. Чтобы разработать план действий, ему потребовалось почти два часа. Действовали две группы охраны; одна ездила в черном «чеви-нова», а вторая – в фургончике «форд-эконолайн». В каждой из машин сидело по два человека, через каждые сорок минут то одна, то другая группа появлялась и останавливалась сначала на улице перед парадными воротами, а потом на улице со стороны черного хода. Там один из людей проходил вдоль забора, присаживался на корточки среди привольно росшей на участке сорной травы и что-то проверял, видимо, какой-нибудь датчик, фиксировавший попытки проникновения в дом.

Боб запомнил адрес и направился в ближайший магазинчик. Оттуда он позвонил в пожарную охрану и сообщил, что загорелся дом – он назвал адрес через два участка от особняка Бонсона. Когда он вернулся, к указанному им дому уже примчались три пожарные машины, сквозь кусты проламывались люди в огнезащитных костюмах, а из двух полицейских автомобилей, стоявших с мигающими огнями, вылезли копы и принялись огораживать периметр – одним словом, настоящий цирк.

Когда в очередной раз подкатил черный «нова», оттуда вышел агент, предъявил свои документы, немного поболтал с полицейскими и пожарниками, а затем направился к двери Бонсона, открыл ее и вошел, чтобы проверить дом. Выйдя оттуда, он подошел к двери черного хода и вновь включил контрольный датчик.

Боб отъехал от всей этой суматохи, нашел место, где можно было позавтракать, затем вернулся и остановился неподалеку. Посмотрев на часы, чтобы исключить опасность встречи с одним из патрулей, он еще немного подождал, а потом прошел к дому Бонсона и постучал в дверь. Естественно, никакого ответа не последовало, и через несколько секунд он отжал язычок замка кредитной карточкой и проскользнул внутрь.