– Та, в которой мы одержали победу?

– Думаю, что нам это удалось.

– А что случилось с русским?

– Наши разведчики нашли способ обратить эту информацию против него. Я мало что знаю об этом, но он уже мертв. Это показывали по Си-эн-эн. Вы могли видеть обгоревшие трупы на заднем сиденье джипа.

– Это тот противный человек?

– Тот самый.

– А тот человек, который пытался убить вас?

– Видите ли, он пытался убить вовсе не меня. Он пытался убить мою жену. Его остановили, – сказал Боб. – И он никогда больше не вернется.

– Но остановили его вы?

Боб лишь молча кивнул.

– Вы знаете, сержант, кто вы такой? Вы святой убийца. Такие необходимы любому обществу. Они необходимы всем цивилизациям. Вечным позором и нынешним проклятием этой страны является то, что она отказала им в признании и считает, будто сможет преуспевать, отказывая им в уважении. Так что позвольте старой дуре сказать вам правду: вы необходимый человек. Без вас все пойдет прахом.

Боб промолчал. Рассуждения на тему о его роли в окружающем мире были совершенно не в его характере.

Старая леди почувствовала это и попросила рассказать о политической подоплеке всего дела и его исторических деталях. Боб довольно кратко рассказал.

– Странно, не правда ли? Из ваших объяснений получается, что после того, как все подсчитали, взвесили и измерили, в выигрыше оказалась только одна сторона – старые русские коммунистические аппаратчики. В результате они на несколько лет раньше получили реальную возможность перейти со вторых ролей на первые. И кто может сказать, что из этого выйдет? Жестокая ирония истории, иначе и не скажешь.

– Уж я-то точно этого не знаю, мэм. Люди из разведки были очень счастливы, что нашли способ остановить этого типа, Пашина. Их настоящей целью был он. Он целился в мою жену, а мы целились в него, и нам удалось успеть раньше.

– Хорошо, так или иначе, но вы вернули моей жизни утраченную ясность. Мой сын не был дураком; он был обманут профессионалами, которые понесли наказание. Возмездие не так уж много значит, но оно помогает легче переносить ночи.

– Да, мэм. Я согласен с вами.

– Иногда этого даже не удается полностью осознать, поэтому нужно быть особо признательной тому, кто в силах понять тебя.

– Да, мэм.

– А теперь... Я знаю, что вы работали не для меня, Вы никогда не были у меня на службе. Но единственная возможность, которая у меня еще осталась в этом мире, состоит в том, чтобы получать некоторое удовлетворение при помощи моей чековой книжки. Мне очень хотелось бы сейчас достать ее и написать в ней красивое, большое круглое число.

– Благодарю вас, – сказал Боб. – Но в этом нет необходимости.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Скоро вам предстоят большие расходы на колледж.

– Не так уж скоро. А дела у нас идут прекрасно.

– О, я надеюсь, что не испортила все на свете, предложив вам деньги.

– Нет, мэм.

– Но тогда...

– Хотя у вас есть одна вещь.

– Назовите ее.

– Картина.

– Картина?

– Орел, отдыхающий после схватки. Я ничего не понимаю в искусстве и ничего не знаю о птицах, но мне бы очень хотелось получить эту картину. Она кое-что значит для меня.

– Вы почувствовали волнение в груди, когда увидели ее?

– Ну, что-то в этом роде.

– Тогда вы должны получить ее. Пойдемте со мной, сержант Суэггер.

Позвав Боба за собой, она решительно вышла из комнаты, приказала дворецкому взять «факел» – электрический фонарик, плясавший в дрожащей руке старика, – и все трое направились к мастерской Трига. Воздух заметно похолодал, и изо ртов валил пар. Хозяйка открыла дверь, нашла выключатель, и свет вызвал к жизни множество неподвижных и величественных птиц.

– Любители мрачных историй были бы готовы заплатить за них очень и очень хорошие деньги, – сказала она. – Но орел... Он настолько нетипичен и к тому же без подписи. Возможно, вы хотели бы получить сертификат подлинности? Сейчас может показаться, что в этом нет никакого смысла, но когда ваша дочь пойдет в школу, с помощью этой картины вы, пожалуй, могли бы оплатить сразу года четыре в колледже Радклифф.

– Нет, мэм, – в который раз ответил Боб, подходя к картине. – Я хочу получить ее только ради того, что она собой представляет.

Он стоял перед изображением птицы и чувствовал ее боль, смятение, помутнение рассудка и отчаяние случайно уцелевшего.

– Я много раз задумывалась над тем, как ему удалось столько вложить в нее, – сказала миссис Картер.

Боб отвинтил зажимы и снял картину с мольберта, на котором она простояла с мая 1971 года. Картина была без рамки, но холст был туго натянут на деревянный подрамник.

– Надеюсь, что вы позволите мне, по крайней мере, оплатить изготовление рамы, – сказала старая леди. – Хотя бы это я могу сделать.

– Я пришлю вам счет, – заверил Боб.

Он тщательно завернул картину в какие-то тряпки, внимательно следя за тем, чтобы не повредить слой краски, казавшийся при взгляде на картину бесконечно глубоким, и осторожно взял пакет под мышку.

– Все готово, – сказал он.

– Сержант Суэггер, я не могу найти слов, чтобы выразить мою признательность. Благодаря вашим усилиям жизнь выживающей из ума старухи стала во много раз лучше, а вы сами ничего от этого не выиграли.

– О, я выиграл, миссис Картер. Я немало выиграл.

Команда наблюдала за ним издалека при помощи биноклей ночного видения. Им пришлось очень долго дожидаться его появления и еще черт знает сколько – пока он выйдет из дома. Интересно, где его носило всю вторую половину дня? Впрочем, это не имело значения. Все должно было вот-вот свершиться.

Суэггер развернул свой грузовичок, выехал со стоянки и поехал по узкой дороге. К тому времени, когда он добрался до Фоллз-роуд, машина номер один успела выдвинуться на позицию – не позади преследуемого, как это сделали бы любители, а перед ним, чтобы объект сам обогнал наблюдателя и позволил ему повиснуть на хвосте, не вызывая никаких подозрений.

Суэггер действительно обогнал микроавтобус, немного оторвался от него и, чуть сбавив скорость, не спеша поехал дальше.

– «Синий-один», это «синий-два», – сказал наблюдатель в микрофон. – Мы очень хорошо подцепили его, без всяких проблем. Позади меня идет «синий-три». Вы не хотите принять управление на себя?

– «Синий-два», управление вот-вот будет, – ответил кто-то.

– «Синий-два», оставайтесь с ним, но не торопите события, – перебил непрошеную реплику нетерпеливый голос, который, как все они хорошо знали, принадлежал Бонсону. – Если вам покажется, что он может «спалить» вас, немедленно передавайте игру другой машине. Не проявляйте излишней агрессивности. Дайте мне новое...

– «Синий-один», мне кажется, что это интересно. Он не свернул на кольцевую дорогу. Он едет по Фоллз-роуд в направлении Балтимора.

– Это шоссе переходит в Восемьдесят третью улицу? – спросил Бонсон.

– Да, сэр, совершенно верно. Идет прямиком в центр города.

– Но ведь его мотель находится возле «Балтимора-западного»...

– Это по данным кредитной карточки. У него что-то есть с собой, какой-то сверток. Может быть, он собирается что-нибудь сделать с ним.

– «Синий-два», вас понял. Просто уцепитесь за него и ничего не предпринимайте.

Они следили за Бобом, а тот, ничего не замечая, ехал по шоссе с ограниченным движением к центру Балтимора, углубляясь в самое сердце города. Он миновал Телевижн-хилл с его гигантскими антеннами, вокзал, потом редакцию «Балтимор сан» и наконец съехал с эстакады на густо обсаженную деревьями улицу – Президент-стрит, которая уходила от центра города на восток.

– Он поворачивает налево, – доложил «Синий-два». – Это, э-э... Это Флит-стрит.

– Судя по карте, он направляется в сторону Феллз-пойнт.

– Какого черта ему там нужно? Он что, собирается сниматься на киностудии «Джон Уотерс»?

– Прекратите посторонние разговоры в эфире! – рявкнул Бонсон. – Оставайтесь с ним. Я еду и очень скоро буду в городе.